Храни нас пуще всех печалей - Страница 14

Пришлось идти быстрее, чем раньше. Хавьер был зол на собственную глупость и срывал это зло на мне, стараясь незаметно пнуть сапогом по плечу. Я заблаговременно отходила в сторону, что раздражало его и он сдавленно ругался сквозь зубы, а Клаус ехал впереди, делая вид, что не замечает ничего, творящегося сзади.

Хоть я и пошла быстрее, думать мне это не мешало. Очередной раз вспомнилась Зоя Германовна со своими куртуазными мужчинами Средневековья, которые лежали у ног любой женщины. Ее бы сюда, чтобы на своей шкуре ощутила всю куртуазность! Пока что я видела одну грубость и хамство, что заставляло делать далеко идущие выводы. Может, аристократы тут и получше воспитаны, но в благожелательность неизвестного графа верилось все меньше, пусть даже у него эти разбойники ходят только в подручных, а сам он образец благородства и красоты. Не верю я в это, хоть убей! Перебранка Клауса и Хавьера, где один обещал другому оставить его без уха, как было уже с неким собутыльником или соратником, навевала самые мрачные предчувствия. Я тут вообще никто, убей меня тот же Клаус посреди дороги, никто и не вступится...Господи, спаси и сохрани!

- Хозяин! - кулак Клауса барабанил в темные деревянные ворота с такой силой, что они сотрясались и трещали. - Хозяин, живо открывай, пока я меч не достал, чертов брюхан! Жрет сам в три горла, а мы тут стоим, как нищие! Ну, долго еще ждать, пр-роклятье!

- Бегу, бегу господа хорошие, мы же от воров да убойцев закрываемся, чтобы покой гостей не тревожили! Давайте ваших коней, расседлаем да обиходим в лучшем виде, не гневайтесь, что задержались! Жан, живо коней забери, кому сказал!

Худая фигура подскочила из-за угла и увела лошадей за угол серого низкого строения, а хозяин продолжал кудахтать вокруг Клауса, сразу определив в нем главного.

- Жрать давай, да побыстрее, мы издалека едем! И подгорелую кашу не вздумай подсовывать или старое мясо, враз заставлю тебя сожрать твои же пальцы! Эту - помыть отведи, да смотри, чтоб не удрала! Потом - к нам, в зал!

Клаус рявкал, отдавая приказания, толстый хозяин подобострастно кивал и беспрестанно повторял, что все будет в лучшем виде, а Хавьер уже нетерпеливо топтался на месте, порываясь проскользнуть в заманчиво светящийся проем двери, где уже слышались нестройные голоса.

- Пошли, - трактирщик цепко ухватил меня за рукав. - Покажу, где мыться будешь. Лохань я тебе ставить не буду, она для благородных предназначена, обойдешься. Вода стоит в углу, полощись.

- А горячая вода есть, хозяин? - перспектива отмываться ледяной водой не радовала, но и в грязь я не сама упала, так что может и дадут кипятка?

- Ты из господ, что ли, это те холодной мыться не могут, особенно бабы! Ишь чего удумала, воды ей горячей носить!

- Мне нужна горячая вода, иначе это не мытье, а размазывание грязи. Неужели у вас на плите нет котла с кипятком? Мне много не надо, хоть котелок...ну пожалуйста, хозяин.

Толстяк хмыкнул, скорчил непонятную рожу, но вышел из дощатой пристройки, гордо именуемой здесь мыльной и скоро вернулся с котлом, над которым клубился пар.

- Это...я вот принес, хватит тебе? И еще вот... этим можешь намыливаться, я с твоих сопровождающих за него сдеру. - Хозяин помолчал и добавил, - закрою тебя тут, как велели. Не нужны мне неприятности. Издалека идешь?

- Да, очень. Спасибо вам за воду...и мыло.

- Мойся...девка.

Вот так хозяин, с ходу определил, что я не старая баба, несмотря на все тряпки, платки и жуткую грязь! Глаз-алмаз, да и только. И мыло дал, вот уж за что отдельное спасибо! Кое-как я отдраила себя от въевшейся грязи, даже голова перестала чесаться и можно походить без платка. Вещи отстирать от жирной грязи до конца не удалось, я уже чуть руки не стерла до красноты, но темные потеки все равно появлялись по-прежнему. Ну и ладно, как отстирала, так и будет. Здешние обитатели тоже не в крахмальных рубашках ходят, значит, и я переживу, меньше внимания привлеку. Развесив постиранное, я подергала дверь - заперто, а окон тут нет, никуда не вылезти. Может, обо мне и не вспомнят вообще сегодня? Тогда придется ночевать в сырой мыльной, сидя на перевернутой лохани для господ. Господи, ну хоть кто бы подсказал, что мне теперь делать?

Трактирщик выпустил меня из мыльной уже когда я действительно стала засыпать, привалившись к деревянной стенке. Хорошо, что не к каменной - бронхит был бы обеспечен на два щелчка. Повздыхал, сунул мне миску с кашей и ломоть хлеба и проводил в зал, где уже почти не осталось народу. Точнее - многие спали прямо на полу, завернувшись кто во что горазд. Храп, свист, хрюканье стояли жуткие, но спящих это нисколько не смущало. Кто-то громко испустил ветры и по залу поплыл мерзкий смрад. Уже проваливаясь в сон, я вспомнила Зою Германовну. Ее бы сюда...

Утро четвертого дня на дворе трактира. Лошади уже оседланы и ждут седоков, Клаус орет на всех, на хозяина, на Хавьера, на тощего Жана и в довершение всего на меня.

- Сколько можно тебя ждать, черт побери! Не можешь собрать свои тряпки, брось их тут! Граф тебя наградит, тогда сможешь купить себе бархатное платье!

Лошадиное ржанье Хавьера и трактирщика заставляют думать совершенно обратное последней фразе. Платок и остальные вещи так и не высохли, пришлось завязать голову куском холстины, которая служила простыней. Остальное пошло в узел, авось, по дороге досохнет.

- Я готова, пошли.

Клаус уже не слышал меня, выезжая за ворота, Хавьер что-то бурчал сзади себе под нос, поправляя мешки с провизией и вещами.

Дорога становилась все более оживленной и теперь идти по тележной колее стало невозможно. Я перешла ближе к обочине, но там было больше ухабов и рытвин, замедляющих ход. Встречные люди были самого разнообразного возраста и внешности, от бородатых мужиков до абсолютно лысых, одетых кто во что горазд. Больше всего они напоминали наших бомжей, трущихся по помойкам. Женщину на дороге я видела только один раз, она восседала на телеге рядом с дородным мужчиной, а пешком здешние дамы и вовсе не ходили. Скорее всего, этим и объяснялись любопытствующие взгляды со стороны. Кроссовки еще стойко держались, облепленные грязью, а подол юбки, как я ее не подбирала, все равно покрывался темными разводами. Впрочем, по сравнению с местным населением даже плохо отстиранные вещи смотрелись, как королевская мантия.